Карету мне, карету. Маленький рассказ, про Большой Уход.

(В.И. Суриков, "Боярыня Морозова")

Как правило, мои отъезды из Любимого Болотца сопровождаются общегородским трауром.

Траур начинается в том самый момент, когда я, взмахнув дланью и пометив указующим перстом на карте столичный город М., срочно бегу закупать билет, восклицая нечто вроде "чума на оба ваших дома", "карету мне карету", и, конечно же, "я построю свой пансион, с институтками и преферансом!". В Любимом Болотце по этому поводу спускают государственные флаги, отменяют футбол, хоккей, закрывают бордели и консерваторию.

В процессе покупки билетов, разные личности (гражданской наружности) всячески пытаются сломить мою волю, закалённую в боевых походах к дальним звёздам и синим морям. И ведь знают, стервецы, ежели Бонифаций Афанасьевич Шпик таки решил более не освещать своим присутствием Любимое Болотце, то так тому и быть! Но, верят во что-то, чудные.

Всё то время, пока сроки моего торжественного отъезда неумолимо приближаются, слышны страдальческие стоны и плач женщин. Церкви начинают молебны, в мечетях бьют набат, а в синагогах очень грустно читают Тору.

Все это приходит к своему апогею на вокзале, с которого я изволю покидать Любимое Болотце. К месту торжественного отъезда стягиваются массы (народные), с разными целями. Ну там, кто, ухватив за рукав, начать причитать и умолять остаться, кто посмотреть на сам отъезд. Самые ушлые приходят кошельки срезать, у ничего не подозревающей публики.

Повсюду слышны вопли: "на кого ты нас покинул, Бонифаций?! Как же мы, чирвы сирые, без тебя, спаситель? Прости нас, грешных, заступник! Не ведали что творили! Не хотели разгневать, благодетель!". Но неумолим мой суровый нрав, не ведает он пощады!

Подходит Губернатор. Сдержанно просит остаться, потому что "ну, Бонифаций Афанасьевич, ну ЖКХ, трубы, отопительный сезон, как мы без вас...?". Сдержано отказываюсь, даю краткие указания, обещаю все проверить по приезду, а, в случае чего, карать строго, награждать щедро. Карать невиновных и награждать непричастных, конечно же. Потом получаю свой ключ от города (каждый раз пихают, всё задобрить пытаются, пройдохи) и начинаю отдалиться от официальных лиц, встающих по стойке смирно и взявших под козырёк. Сводный военный оркестр играет безумную смесь "Прощания Славянки" и "Реквиема".

К тому моменту, когда женщины начинают реветь и рвать на себе одежду, а мужчины затевают массовые гуляния, переходящие в не менее массовые беспорядки, я уже пружинистой походкой направляюсь к своему вагону. На ходу благословляю всех на свадьбы, деторождение и великие проекты, лечение венерических заболеваний, страстно целую какую-нибудь рыдающую девицу посочней, и прыгаю в вагон, подальше от скорби народной, перешедшей просто все пределы доступного человеку. И так каждый раз, истинно вам говорю, дорогие мои друзья!

Но я все равно рано или поздно вернусь. Ведь как они тут без меня?